– Я перечитаю его дело, – пообещал Накнийр Риордану. – Поглядим, что можно предпринять. Но за тобой должок.
– Я в любом случае в неоплатном долгу перед вами, мой господин.
Граф Танлегер с видимым удовольствием вслушивался в их диалог. Хорошо, что его протеже учтив и может внятно выражать свои мысли. Не придется краснеть за него перед бароном.
Когда они вышли из ворот глейпинского каземата, Риордан замер, ослепленный уличным светом. Он открыл глаза и подумал, как прекрасны эти темные дождевые облака, мокрые городские крыши, лужи на мостовой, улицы, полные людей. Как прекрасна свобода и сама жизнь, каждый день которой сулит удивительные открытия и свершения!
Они ехали в уже знакомой Риордану карете Посланника. Граф Танлегер, сообразно статусу, сел отдельно и напротив, а они с Кармарлоком уместились рядом. Риордан спросил начальника охраны:
– Когда я приветствовал вас словами «сладкой погибели», наверное, я не имел на это права? Я же не настоящий поединщик и еще не выходил на Парапет Доблести.
– На «ты», Риордан. Мы обращаемся друг к другу без церемоний. Ты и вправду забрал жизнь человека?
– Да.
– Это был честный поединок?
– Не совсем. Их было трое против меня одного.
– Но ты хотел убить и понимал это?
– Да, – прошептал Риордан.
– Тогда все нормально. Ты имеешь право желать сладкой погибели. Так мы различаем тех, кто способен в любой момент забрать чужую жизнь, но не готов поступиться собственной честью. – Кармарлок обратился к графу: – Посланник, вы желаете немедля представить Риордана барону или поручите парня моей заботе?
– А какие у барона планы на сегодня?
– Сейчас у него учитель танцев, они прозанимаются до вечера.
Танлегер улыбнулся, как будто стражник сказал нечто забавное.
– Потом визит к графу Валлею, сегодня там будет игра в кости.
Посланник ощутимо напрягся.
– Ты сопровождаешь барона?
– Только до дверей гостиной, дальше меня не пропустят. Да и сам барон будет против. С него… – Кармарлок мотнул головой в сторону Риордана, – сегодня портной снимет мерку, чтобы пошить одежду в наших цветах. Платье будет готово завтра не раньше обеда. Тогда он и вступит в должность.
– Решено, едем к вам. Придется прервать занятие изящными искусствами.
– Барон будет вам премного благодарен.
Скиндар показывал Риордану картинку с портретом барона, и теперь он попытался вспомнить все, что говорил капрал в отношении его будущего хозяина, суммируя эти сведения со слухами, которые доходили до Вейнринга.
Родовые земли Унбогов простирались в западной части Зомердагского уезда. Не слишком близко от столицы, но и не чересчур далеко. Отец барона женился поздно, когда солнце его судьбы начало клониться к закату. Взял в жену девушку из знатного, но обедневшего дворянского рода, растерявшего в тяжбах и пирах почти весь свой капитал. Вряд ли это был брак по большой любви, поэтому старый барон не стал рисковать и скоро увез молодую супругу в свое имение, подальше от столичных соблазнов и молодых повес. Там он всерьез занялся хозяйством, и, по слухам, молодая жена старательно ему помогала. Унбогам принадлежал лучший в Овергоре конный завод, а кроме того, их фермы снабжали весь уезд продуктами животноводства, отчего старого вельможу иронично величали «мясным бароном». Брак не продлился долго. Через полтора года, к великой скорби супруга, молодая жена скончалась при родах, подарив мужу здорового наследника. Так барон остался вдовцом с младенцем на руках. Траур он носил пару лет, а после сочетался законным браком с одной молодой селянкой, женщиной радушной и отзывчивой, чем навсегда отвратил от себя расположение высшего света. Вопреки всем злым языкам, новая жена стала подрастающему сыну доброй мачехой, а пожилому барону сумела скрасить надвигающуюся старость. Текли годы, наследник набирался силы и ума, достояние множилось. Молодого барона, не без участия мачехи, воспитали в почтении к труду. Парень не чуждался тяжелой работы, поэтому вырос статным, а высокий рост он унаследовал от отца, который пригибался каждый раз, когда перешагивал через домашний порог. В столицу сын барона выбирался только тогда, когда шла война или проходила ярмарка, или и то, и другое вместе. Кутежей не устраивал, больших денег в кости не спускал, в винопитии проявлял умеренность. Всех этих качеств оказалось достаточно, чтобы к нему прочно приклеилось прозвище «крестьянский сын». Незлобивый молодой Унбог даже на этот, обидный по столичным меркам, эпитет реагировал спокойно, с улыбкой. «Крестьяне – соль земли, так вот лучше быть солью земли, нежели ее пеной» – именно ему приписывали это высказывание, которое обязательно явилось бы поводом не для одной ссоры, если бы Унбог задерживался в Овергоре надолго.
Такой порядок длился два десятка лет и окончился три года назад, когда согнутый заботами старый барон оставил этот мир. Он отошел с улыбкой на устах, поскольку все, что мог, передал сыну, который к тому времени самостоятельно управлял обширным хозяйством Унбогов. И даже став полновластным бароном, молодой человек не пустился в утехи, на кои падки юноши его возраста. Он еще год носа не показывал из своего имения, более прежнего преуспев в рачительном хозяйствовании. Как выяснилось позже, это была его дань уважения отцу, он выполнил обещание, которой произнес на смертном одре родителя.
Но минул год, и молодой барон появился в Овергоре. Он купил приличный дом в конце Цветочной улицы, обзавелся собственным выездом, охотой и понемногу стал вливаться в светскую жизнь. Заботы по имению он возложил на мачеху, с которой сохранил хорошие отношения, а также на трех толковых управляющих. Ни для кого не явилось секретом, почему молодой барон променял вольный воздух полей на спертую атмосферу столицы – он явился, чтобы выбрать себе невесту Поскольку Унбог был очень богат, то великосветские свахи проявили в его отношении максимум усердия и расторопности. Но их матримониальным планам не суждено было сбыться. Текли месяцы, а барон не совершал никаких движений в сторону указанных ему кандидаток в невесты, хотя продемонстрировали их, казалось, уже всех и с разных ракурсов. Как выяснилось позже, не лишенный честолюбия, Унбог метил выше, много выше.
Но статус завидного жениха открыл ему многие двери, и барон стал завсегдатаем званых вечеров и балов. Не сказать, чтобы его очень жаловали, но если разговор заходил о лошадях, авторитет барона был непререкаемым. Поэтому не удивительно, что однажды принцесса Вера, сама большая любительница конной выездки, обратилась именно к Унбогу с просьбой погонять на корде ее норовистую гнедую двухлетку. Барон не только выполнил просьбу принцессы, но и рассказал ей много нового про кобылу после одного урока дрессуры. Два года для лошади все равно, что шестнадцать лет для человека. В этот период жизни животные часто проявляют спонтанную строптивость, но именно сейчас должна установиться та связь между скакуном и всадником, которая будет только крепнуть с годами. Вера слушала молодого барона, широко открыв глаза. Он будто бы стал переводчиком между ней и питомицей, при этом гнедая повиновалась ему беспрекословно. Унбог явился для принцессы человеком из другого мира, так он отличался от молодых людей ее круга.
С того дня они начали видеться чаще и даже выезжать на совместные конные прогулки. К великому неудовольствию королевы-матери, а также ее родного брата, герцога Эльвара. Король Вертрон, напротив, относился спокойно к дружбе старшей дочери и молодого барона. Он говорил, что Вера с детства обожала следить за различными зверушками. Поиграется и оставит, так было всегда. Но внезапно весь Глейпинский дворец сотрясла удивительная новость – принцесса Вера в компании своих фрейлин собралась почтить визитом имение Унбогов по приглашению его владельца. Все придворные были в шоке, королева слегла с мигренью, но сильный характер старшей из дочерей проявил себя в полной мере, поэтому визит все же состоялся. В попутчики принцессе был, неслыханное дело, откомандирован констебль Глейпина, граф Танлегер, бывший наставник Веры в области экономики и финансов.