А я вот не согласен. Демонесса просто хочет побыть с Дилмороном наедине, понимая, что в дальнейшем такого случая может и не представиться. Они и так часто уходят вдвоем от бивачного костра, ведут разговоры. Иногда я сопровождаю их, иногда хозяин отсылается меня к Махору. Ловлю слова людей, размышляю, пытаюсь разгадать свое будущее. Вот вчера, к примеру, между ними состоялся вообще непонятный диалог:

– Какая ты в реале? – вот что он имел в виду?

– Запрещенный вопрос! Но…

– Что «но»?

– Каждый мужчина все равно стремится его задать.

– Ха–ха. Теперь я, наверное, должен спросить: «и много у тебя их было – таких допросчиков?» Или нет: «я – не каждый!». Возмущенно и обиженно. Меня жалеют, гладят по головке. Такая тактика заманивания на минное поле очень распространена у девушек!

– Фу, как не стыдно!

– Нет, а если серьезно? Ты же знаешь, что в последнее время считается неправильным менять в Мидгарде пол. Люди стремятся взять за основу свою земную сущность и слегка подправить то, что не удалось реализовать в реале. Так вот я не исключение. Мой мидгардский образ не далеко ушел от меня натурального.

– Там ты тоже минотавром?

– Нет. Мне тридцать один год, я чуть выше среднего роста, шатен. А ты?

– Вы, мужчины, берете наше тело, используете его для своего удовольствия, но оставьте в покое хотя бы душу.

– Вот как ты заговорила…

– Не торопись, Дилморон. Пожалуйста, не торопись.

Что они имели в виду? Мне грустно от того, что принц совсем отдалился от своего преданного слуги. Девушка стала ему дороже старого проверенного Гонзо. Нет, но какова?! «Прикупите в поселке карету!» Так вот прямо дойдем до ближайшей деревни и спросим: «Простите, а где у вас тут каретами торгуют? Нам желательно иметь широкий выбор!». Женщина…

Куда смотрит принц? Почему опять ушел с позиции лидера и позволяет за себя все решать? Вот и сейчас, Дилморон покладисто согласился на предложение демонессы, и мы возвращались в лагерь – вязать дорожные мешки, выкладывать из них драгоценную поклажу – маленькую толику паялпановской сокровищницы. По легенде два путника в вольном путешествии пробираются к Стволу, знакомятся с местными достопримечательностями. А наша влюбленная парочка меж тем находит себе укромный уголок и наслаждается обществом друг друга. Когда мы придем обратно, то придется разыскивать их лагерь по оставленным условным знакам и меткам. Ладно. Мое дело маленькое. Как герои сказали, так и будет.

Мы с Махором медленно карабкались по дороге на большой пологий холм. Сумка с карманными деньгами и меновым товаром болталась на бедре. Вокруг колыхался буйный зеленый луг. Светляки висели в небе, словно золотые яблоки. Этот край купался в неге наступившего лета. Я остановился, предостерегающе поднял руку. Махор немедленно положил ладонь на корзинчатую гарду палаша.

– Что там?

– Топот. Не пойму. Вроде, оружие не бряцает. Какое–то переселение народов.

Из поросли растений на обочине выглянула узкая мордочка ушастой лисицы. Она уже сменила серый весенний наряд на обычную зеленую шубку. Хищница с интересом осмотрела нас и юркнула обратно в траву, мышковать дальше. Высоко над лугом распластали на восходящих теплых потоках воздуха свои кожистые крылья нектарные нетопыри. К тому моменту, когда мы, запыхавшись, перевалили за гребень холма, я уже представлял картину, что откроется перед нами. Стадо. Куда хватало глаз – разбрелись сотни голов всяческой домашней животины. Кого здесь только не было. И тягловые волы с рогами длиной в четыре локтя и болотные коровы. Отары цветных ангорских овец, сбившись группками, напоминали разлитую по земле палитру красок. На обочине сидел немолодой пастух, хоббит по происхождению, и с чувством полного удовлетворения миром курил маленькую изогнутую трубочку. Мы миновали трех гладкокожих коз с черными ободками вокруг круглых совиных глаз и приблизились к труженику. Он дружелюбно поприветствовал нас, помахав розовой ладошкой, но трубку изо рта не вынул. Пастух сидел, закутавшись в шерстяное пончо с пестрым геометрическим орнаментом, из–под которого выглядывали носки коричневых кожаных сапожек. В его густой шевелюре затерялась маленькая квадратная тюбетейка.

– Здорово, дядя! Водички не найдется? – Махор вытер со лба выступившие от долгой ходьбы капли пота.

Полурослик сунул руку под свое цветное покрывало и протянул баркидцу плоский бурдюк.

– Ого! Вино! Вот так ситуация! Буль–буль–буль… О–о–о–ох, как полегчало–то. Благодарствую, дядя! А чей это табун, косяк или как там оно называется?

– Господина Шушела, распорядителя ярмарки, – охотно пояснил хоббит. – Ну не вся скотина евойная, само разумеется. Вон те волы, с синими ленточками на рожьях, они пришлые, торговцы из мира Болота вчера в общее стадо сдали. Ничего себе господа, хоть и ящеры. И в броне с ног до головы! А это–то зачем, вот скажи на милость? Кому нужна такая фанаберия, добрый человек? Когда у нас ни войск, ни разбойников в степях отродясь не водилось. Куды, спрашивается, навьючились остромодрые? Говорят, такая у них форма одежды положена. Чудаки! А там, дальше, видите, с тремя отростками пасутся и шкура малиновая, как у вареного рака – так это быки почитай из самого Инферно. Магоги третьего дни разбили на ярмарке отдельный табор. Крыша острая и на шесте типа огня… Реклама, торговая марка – вон что выдумали. Брешут, поди, как полагаете? Только к ним мало кто заходит. Товар так себе, а жару–то, жару и не продохнуть! Вот к гномам, да к эльфам, вот это – да! У ентих купцов возле шатров всегда народ колготится. И работа хорошая и цена сообразная! А твой друг, он из каких родов будет, добрый господин? Я чтой–то не пойму: ящер – не ящер, то ли гнолл, то ли помесь какая, извиняйте, конечно, за такое нецензурное выражение?

– Я – троглодит, дядя. Простой троглодит.

– Ой, он и по–нашему говорить научен! Чур меня! Это от жары мне блазнится, али от перекура, не иначе! Троглодитов мы навидались, извиняйте, конечно. Мелкий народец, все сплошь зелено–бурого цвету, что полынь трава. А на тебя гляжу, так ты у меня в глазах вроде как больше разов в пять. И шкура серебряная, словно с рыбы чешую снял и на себя напялил! Вот вернусь, так сразу пойду в палатку к Шалашухеру и, клянусь Джорнеем, так и скажу ему прямо в глазья – твой табак, Шалашухер, совсем нехорош! Дрянь всяка от него в башку лезет, и делай со мной что хочешь!

– Погоди, дядя, тормознись, не части! Какая тут, ты говоришь, ярмарка?

К нам подошла здоровенная болотная корова, доверчиво ткнулась мордой в ладони. Махор неловко почесал зверюгу за ухом. Та сунулась к хоббиту, вдохнула с себя табачные миазмы и громко чихнула.

– Куды тебя несет, оголтелую? – замахал на нее руками полурослик. – Вон оно, зелье какое – животина и то не выдерживает! А ярмарка… Издалече вас, видать, к нам занесло, что про ярмарку нашу слыхом не слыхивали. Почитай, кажный цикл проводим. Мифрильная ярмарка и выставка умельцев. Во как! Самая крупная на всей сфере. Купцов, торгового люда всякого понаедет вечно – тьма тьмущая. А в ентот раз из–за турнира корентинского – в особинку! Шатров, да кибиток, палаток да чумов набралось на целый город. Недаром Шушел сказал восьмого дни: надобно косарей нам, старосты, посылать на косьбу, место освобождать под мастеровой люд. И добро, что успели! Иначе, куда бы им свои павильоны ставить, вот скажите на милость? Неужто в самую целину загнать бы пришлось? Стыд–то какой мог выйти! Так это не по–нашему, мы завсегда гостям рады. А травы у нас сильные! Вроде, два дни прошла скотина, все до землицы подчистила, сегодня глянешь – стена! Вот какие травы у нас, гости дорогие! Не травы – благодать Иерархова!

– Стоп, дружище! Умоляю, попридержи коней! – простонал Махор. – Слушай, Гонзо, я, кажется, что–то припоминаю…

– Коней?! Эк, куда хватил, дорогой! Коней да пони пасет гном Маргулетс! Еще светляки не слетелись, он угнал их…

Я решительным жестом достал из походной сумки кусок паялпанского лунного кварца и вручил его хоббиту: