Дилморон стоял за моей спиной и улыбался.

– Он не поедет. Вы же звездочку спалили, – грустно ответил я.

– Это мы еще посмотрим! – рявкнул кто–то сверху.

Вслед за форточкой окно кокпита отъехало в сторону, и на морду выбрался статный молодец с планеты Желток. Да–да, после подписания хартии Мира на Стволе, что случилось три декады назад, такое стало возможным. В подземных коридорах уже нет–нет, да слышалась незнакомая речь, мелькали чуждые Подземелью лица. Мы вступили в новую эпоху. Я придирчиво рассмотрел нахала. Кряжистый мужик, нижний абрис физиономии спрятан в густую черную бороду. Не то вельможа, не то крестьянин. Не поймешь. Чужеземец легко спрыгнул с морды, отряхнул колени. Уперев руки в бока, он окинул ковчег взглядом и почесал затылок:

– Мудреная загадка. Ничего, поломаю голову и что–нибудь придумаю.

– Чтобы привести в движение этот механизм трудились величайшие умы Мидгарда, – мне почему –то захотелось поставить на место бесцеремонного типа.

А тот прищурился в ответ и улыбкой:

– Так уж и величайшие? Приятно слышать. Гонзо! Ты чего своих не узнаешь, паршивец?

Набрав в грудь воздуха незнакомец неожиданно выдал:

«И грязным микробом в благой тишине,

В корчму залетел шевалье на коне,

Запахло тот час же сивухой и потом,

Герой, как шарфом был повязан колготом.

Бюстгальтер, как герб украшал кирасу,

Помады алели следы на носу,

С седла полетел молодец, как чурбан,

И поняли все, что он здорово пьян!»

– Камрад! Горгот! Неужели? – заблеял я от радости и раскрыл объятья старому товарищу.

– Не Горгот, а виконт де Горгондзола. Честь имею. Да пусти ты, леший! Все кости переломаешь!

Сбоку раздался скрип отъехавшего люка, и веселый, задорный голос воскликнул:

– Экий прошаренный прохиндей! Имечко себе подобрал – язык переломаешь в трех местах. Специально, гаденыш, выковырял себе погонялово, чтобы нам досадить. Я тебя буду звать виконт де Горгот. Прокатит?

Я отпрянул от бывшего орка в сторону люка:

– Махор!!!

– Он самый. Я вот своих имен не меняю, не то, что некоторые. Здрав буде, лягушонок. Ты вроде поменьше был. Давай лапу, ваше величество. Как, не зазнался еще?

За ним из ковчега выбралась Дениза, все с той же мальчишеской стрижкой. Она изумленно огляделась по сторонам:

– Ну и дела. Раздолье для спелеологов. Гонзо, с тебя экскурсионная программа.

– Запросто. Куда угодно, – я заметался между ними, готовый услужить, как в старые времена, но тут из Зайца выпорхнула еще одна экзотическая птичка. Высокая, стройная эльфийка такой ослепительной красоты, что со стороны пододвинувшихся к нам рогатых вельмож раздался ошеломленный вздох. Только почему–то жгучая брюнетка. И глаза с красным ободком. Погодите, так не бывает. Ясноглазые – они совсем другие. Красавица поправила прическу, победительно улыбнулась. Жесты и мимика показались мне о-о-очень знакомыми. Неужели… Нет!!! Как это возможно?! Ниама?!

А Дилморон, не говоря ни слова, подошел и, взяв девушку за руку, повел ее меж шеренг гвардии к белокаменным ступеням дворца. Я, ничего не понимая, завертел головой и наткнулся на насмешливый взгляд Махора. Баркидец кивнул мне в сторону виконта де Горгота и, комично поджав губы, произнес:

– Три направленных перерождения было у мужчины. Такое дело. Теперь ни одного. Для милого дружка, сережку из ушка. Правильно? Вот и ему не жалко. Он у нас – душа–человек, хоть иногда и бывает сквалыгой. Сдается мне, Гонзо, что скоро у Подземелья будет новая королева. Как говорится – жили они долго и счастливо, а потом повесились на одной веревке.

Дениза сварливо толкнула Махора в бок:

– Дождешься у меня! Язык с мылом вымою!

Я затаил дыхание. Как схитрили, а? Никогда избранницей нашего короля не стать ифритке или девице с Желтка, слишком еще сильна неприязнь к этим мирам. Иное дело – эльфийка. Мы хоть и были врагами, но к ясноглазым всегда почему–то претензий меньше. Славно придумано! Какие они все–таки молодцы!

Поздно вечером, когда в королевском дворце вовсю бушевал разудалый карнавал, я вновь, как намагниченный, бродил вокруг ковчега, и мне мнилось, что грызун следит за мной глазами иллюминаторов. Пусть следит, лишь бы голос не подавал. Всю округу перепугает. Я похлопал ладонью обшивку:

– А может, пока суть да дело, перенести в тебя свой рабочий кабинет? Чего ты зря простаиваешь?

И бумерангом метнулась в сознание непрошеная мысль: «С него все началось, им и заканчивается!». А Заяц вдруг тихонько проскрипел в ответ на мое предложение:

– Ладно, но с тебя – шестеренки.

Ой! Я слышал или мне это почудилось?

Роман Владимирович Савенков

Поединщик

Глава 1

Высокая цена

С наступлением холодов сарганы, горные козлы и полорогие быки, бовиды, спускаются по склонам Тиверийского хребта, чтобы полакомиться нежной травкой, которая пышно разрастается в предгорьях. За стадами копытных следуют синие барсы, непревзойденные мастера засад. Поскольку их мех полностью сливается со стеблями млечников, деревенские охотники за птичьими яйцами на это время предпочитают переключаться на рыбную ловлю или собирательство грибов и ягод. Все, кроме самых ловких и отчаянных, потому что на деньги, вырученные за шкуру синего барса, любая семья может в достатке прожить целую зиму. Осенние шкуры ценятся намного дороже, шерсть на них гуще и отливает серебром, а для овергорской знати нет ничего желанней, чем палантин или накидка на сине-фиолетовом меху.

До зоны туманов оставалось совсем немного, и оттуда, из белесых клочьев уже долгое время доносилось блеяние козленка. Кусты млечников, что пышной порослью окружили несколько базальтовых валунов, зашуршали, и на узкий скальный уступ, припадая к земле, выполз синий барс. Ярко-голубые глаза хищника вглядывались в туманную взвесь, ноздри напряженно втягивали воздух. Пахло добычей, но в ее запах вплелись едва уловимые флюиды опасности. Человек! Мощные челюсти барса разжались, по клыкам скользнула алая плеть языка. Раздалось чуть слышное горловое рычание, но тут же замерло. Барсы иногда предупреждали человека громовым рыком, мол, уйди с дороги, я охочусь, а иначе – пеняй на себя. Но сегодня зверь чуял добычу, она была где-то рядом, и он боялся ее спугнуть. Стелясь по низким стеблям горного лишайника, хищник пополз вперед, время от времени замирая на месте. Уши его напряженно торчали двумя черными треугольниками, под темно-синей пятнистой шкурой перекатывались тугие комки мышц.

Испуганное блеяние звучало теперь совсем близко. Широкая сплющенная морда зверя осторожно просунулась сквозь стебли млечников, и он увидел козленка. Тот лежал на траве, на следующем уступе, прямо под нависающей грудой камней. Ноги козленка были густо опутаны веревкой, которая мешала ему сдвинуться с места, хоть он изо всех сил пытался из нее высвободиться. Именно от веревки шел слабый запах человека – единственного и самого страшного врага барса. Хищник помедлил несколько мгновений, потом в один прыжок преодолел пространство до козленка, и его зубы сомкнулись на шее жертвы. Все было кончено быстро. Зверь легко приподнял тушку, чтобы уволочь ее наверх, в укромное место, подальше от тревожащих его обоняние запахов. Но от козленка шло несколько веревок, наверх, прямо в кучу камней. Барсу уже приходилось скрадывать домашний скот, поэтому он резко дернул головой, чтобы разорвать путы. Из-под ближайшего камня вылетел короткий толстый колышек, и вся груда немедленно рухнула вниз. Хищник попытался отпрыгнуть из-под обвала, но помешала туша в зубах и злосчастные веревки. Одна из глыб ударила его прямо по правой лапе чуть пониже локтевого сустава. Раздался хруст, который сменился сначала рычанием, а затем протяжным воем. Зверь все-таки отскочил в сторону, но приземлился на раненую лапу и свалился на бок. Вой затих. Барс пытался зализать больное место, и с сотни шагов было отчетливо видно, как тяжело вздымаются и опадают его бока.