*** ***
— Господа, — с иронией оглядел нас знакомый полицейский, — если угодно, я могу дать вам список достопримечательностей. Внесите в свой ежедневник, чтобы каждый день по какой-нибудь церквушке громить, опыта набираться, а то сразу начали с Казанского собора. Немного не ваш уровень. Уж без обид…
Добро пожаловать в продолжение!
Ep. 07. Развратный Петербург (II)
— Благодарю, — сказала прима, крутя в руке полученный от меня коктейль. — И что же побудило вас это подать? Показалась слишком доступной?
— А что побудило вас это принять? — улыбнулся я, подсаживаясь к ней.
Взгляд голубых глаз с вызовом прошелся по мне. Казалось, там плавали такие же кубики льда, как и в бокале.
— Я не пью, — заявила она и отодвинула хрустальную ножку.
Ну конечно, другой твой пустой бокал именно об этом и говорит.
— Тогда что вы делаете у барной стойки? — полюбопытствовал я.
— Надеялась не привлекать внимание.
— И маску тоже для этого сняли? — я кивнул на лежащую рядом с ней ажурную маску.
— Нет, — ответила госпожа Люберецкая, — не вижу в ней смысла.
— Не боитесь, что вас узнают? Многие дамы тут скрываются за масками.
— А мне нечего скрывать, — сказала она, продолжая с вызовом смотреть на меня, — мессир Павловский.
Ха. Вот уж не ожидал услышать такое от примы столичного балета.
— Знаете меня?
— Соотнесла два и два, — она опустила взгляд на мою на печатку и поморщилась. — Доводилось как-то беседовать с прежним владельцем этого перстня.
Судя по всему, это было не слишком приятно.
— И о чем же вы с ним беседовали?
— Не могу понять, — прищурилась Люберецкая, — вы навязчивы или любопытны?
— Оставлю разгадку за вами.
В повисшей тишине она подхватила полученный от меня бокал и сделала глоток, как бы демонстрируя, насколько не пьет.
— Неужели в этом клубе больше не нашлось девушек, способных вас заинтересовать? — глаза-льдинки снова уперлись в меня.
— К ним у меня нет вопросов. А вот видеть вас здесь несколько странно. Думал, у вас другие интересы.
— Многие женщины сюда приходят, — она снова отодвинула хрустальную ножку. — Причем такие, про которых можно подумать гораздо меньше, чем про меня. Вы же про меня подумали, верно?
— Что именно? — уточнил я, услышав в ее голосе новый вызов.
— Вам виднее, что вы подумали, когда подали этот бокал, — отозвалась прима и, вновь притянув его к себе, сделала еще один глоток.
— Мне интереснее, что подумали вы, когда его приняли.
Голубые глаза недоверчиво прошлись по мне.
— То есть хотите сказать, что подошли ко мне без всяких намерений?
— А может, я поклонник вашего таланта, — предположил я.
— Вы хоть раз меня на сцене видели? — пытливо уточнила она.
— Видел. Раз.
Усмехнувшись, балерина сделала новый глоток. Несколько сладких капель остались на коралловых губах, делая их еще сочнее. В воздухе ощущался ее парфюм, довольно тонкий и очень женственный. Ее рука плавно взлетела в воздух, убирая упавший на лицо локон. В каждом жесте, каждом случайном движении — природная грация и стать. Одно слово — шикарная. Все равно, что пить дорогое вино, если ни разу не пил — почувствуешь разницу.
Когда она кружилась по сцене, тысячи взглядов ее желали, сейчас же она была рядом со мной — практически в моих руках. В ней все казалось идеальным — от светлой макушки до изящных стоп. По крайней мере, мне ничего не хотелось изменить. Вторая женщина в моей жизни, которая тянула на десятку из десяти — правда, насколько упругую и твердую еще надо проверить. Пальцы так и чесались развязать золотые шнурки на ее бедрах и полюбоваться всем, что скрывает это платье.
— Навязчивы, нахальны, откровенны, — Ника качнула заметно опустевшим бокалом в мою сторону.
— Умны, красивы и пьяны, — перечислил я в ответ.
— Пьяна? — снова усмехнулась она. — Это всего второй бокал.
— Который, как и первый, вы не пьете. С ваших слов.
— Вы должны радоваться, — тонкие пальцы крутанула хрустальную ножку, — так я стану гораздо доступнее.
— Тогда давайте я закажу вам еще.
Ее губы дернулись, растягиваясь в первую за вечер улыбку, а лед в глазах совсем оттаял.
— Госпожа Люберецкая, — вдруг проскрипел сзади старческий голос, — не угодно ли вам поговорить?
Она вздрогнула и, глядя мне за спину, нахмурилась. Обернувшись, я обнаружил пузатого старичка, годившегося ей в дедушки, но никак не в любовники. Казалось, шагни он посильнее — и песок посыпется из штанин. Кавалер был из тех, от которых даже местные куколки, готовые на все, предпочитают шарахаться. А то мало ли, еще умрет в постели — столько волокиты. Тем не менее замутненный катарактой взгляд аж залазил ей под платье. Неужели настолько ослеп, что не заметил рядом меня?
— А вы не видите, — вмешался я, — что госпожа Люберецкая уже разговаривает?
Морщинистая голова медленно повернулась, мутные глаза пробежались по мне, остановились на моей печатке, и старик скривился, явно видя ее не впервые. А затем снова уставился на мою собеседницу.
— Но мне говорили, — настойчиво продолжил он, — что вы сегодня со мной поговорите,
Всем видом демонстрируя, как сильно она рвется с ним поговорить, Ника крепко сжала губы. Тонкие пальцы стиснули ножку бокала. Между изящными бровями пролегла глубокая складка. А мне ведь только удалось ее разговорить. Что ж тебе надо-то, дряхлый пень? Самому ничего не светит, так и мне все решил обломать?
— И кто же вам говорил? — поинтересовался я. — Госпожа Люберецкая?
— Мессир Павловский, — сухо отозвался старик, — думаю, это не ваше дело.
Это стало моим делом в тот миг, как ты влез в мой разговор. А если ты еще и знал, кто я, влазя, то это вдвойне мое дело.
— А я думаю, — заметил я, — что вам стоит оставить госпожу Люберецкую в покое.
— Госпожа Люберецкая, — тот с нажимом обратился к ней, — давайте отойдем!
Вот же прилипчивый старый черт. Не только слепой, но и глухой?
— Вы, похоже, не понимаете, — со встречным нажимом произнес я, — здесь вам не рады. Так что будьте любезны, отойдите вы. Не вынуждайте меня учить вас манерам.
Мутный взгляд снова замер на печатке на моей руке.
— Считаете, — проскрипел старик, — это кольцо дает вам право наглеть?
— Наглеете сейчас вы. А если хотите проверить, что дает мне мое кольцо, можете проверить в любой момент. Хоть прямо сейчас, — любезно предложил я. — Давайте я отойду с вами вместо госпожи Люберецкой, и мы всласть поговорим.
Наши глаза встретились, и я без слов объяснил, как мы будем общаться. После чего враз прозревший кавалер сделал шаг назад.
— Мы еще поговорим, мессир Павловский, — с угрозой пообещал он и торопливо ушел.
Ой, как страшно — они все сбегают с такими словами. И не сосчитать, сколько за мою жизнь было желающих поговорить, которых я видел всего раз — видимо, договорились, причем с самими собой.
— Спасибо, но не стоило, — сказала Ника, едва он отошел. — Мне кажется, вы создаете себе проблемы.
Однако складка между ее бровями разгладилась, и голубые глаза, чуть потеплев, вновь остановились на мне.
— У вас очень навязчивые поклонники, — посочувствовал я.
— Расплата за красоту, — невесело усмехнулась она.
— Госпожа Люберецкая… — снова раздался голос за моей спиной.
Она опять вздрогнула. Я же поморщился, ибо этот голос был мне отлично знаком. Да что вам всем надо? Вам что тут медом намазано?
— А я ваш фанат! — сияя во все тридцать два, мой полудурок подвалил к барной стойке.
«То есть это вот так ты в ней не заинтересован?» — брякнул он уже среди моих извилин.
«Иди к своим дойкам,» — отозвался я.
Вместо этого Глеб слегка приосанился и картинно облокотился на стойку, выставляя напоказ татушки, торчащие из-под закатанного рукава.
— Понятно… — пробормотала Ника, явно не впечатлившись увиденным.