“Какой мудрый совет,” — с иронией бросил Глеб, когда мы покидали этот гостеприимный кабинет.

Ну да, видимо, за такие мудрые советы он и получил свою важную работу. Пьяных от дворца отгонять и расталкивать их по клетушкам.

Как выяснилось, за время нашего заключения столицу захватила ночь. Дворцовый мост развели, и его половинки, как крылья, взмывали в темное небо. Не успели мы далеко отойти от участка, как нас окликнула одинокая фигура, стоявшая у набережной Невы. Наш новый знакомый, явно не наобщавшийся в камере, сейчас топтался у гранитного парапета, с задумчивым видом глядя на черные волны и выпуская в воздух колечки дыма.

— Что, по ту сторону вплавь собрался? — ухмыльнулся Глеб.

— Ага, — отозвался Вяземский с легкой иронией, — вот стою, решаюсь.

— Имей в виду, — заметил я, — еще и в воду спасать не полезем.

Хмыкнув, он бросил окурок в реку.

— А чего в клуб-то сегодня не пошли?

И правда, чего мы не пошли? Ты же за нами от самого клуба ехал, неужели не догадался?

— Передумали.

— Понятно, — понимающе кивнул он. — В следующий раз, как там будете, скажите охране, что вы друзья Алексея Вяземского, и передумывать не придется. Я Алексей Вяземский, — зачем-то пояснил он. — Алекс для своих, — и протянул руку, которую мы не так давно жали, прощаясь.

— Да мы уже как бы познакомились, — усмехнулся я, пожимая его ладонь вновь.

Со стороны Невы внезапно раздалось тарахтение, и, разрезая темные волны, к ближайшему спуску причалил катер.

— О, а это за мной, — заявил Вяземский. — В общем, парни, заглядывайте в клуб, еще пересечемся…

Попрощавшись еще раз, он направился к спуску. Человек на борту подал ему руку, помогая взобраться, и катер поплыл в черноту Невы, увозя мажора на Васильевский остров.

— Нам бы тоже себе надо катер прикупить… — протянул Глеб, задумчиво глядя вслед.

Ну да, в дом на окраине Петербурга, в окружении которого нет даже ни одного канала, первое, что нам надо прикупить, — это катер. Логично, конечно.

Тарахтение вскоре растворилось в ночной тишине, как и его источник — и лишь потревоженные им волны еще колыхались. В принципе, я могу купить катер и нанять человека, который будет нас забирать и перевозить. И даже домик на Васильевском острове могу приобрести, чтобы было, куда ездить. Но вот папочку, который все это организует мне сам, просто потому что я есть и ему не наплевать, где я проведу ночь, — увы, не купить.

Поморщившись, я отвернулся от темной Невы. Что ж я весь день-то думаю о нем? Хотя в столице, где, казалось, каждый камень знает о нем больше, чем я, это не так уж и сложно…

— А может, ну его катер? — повернулся ко мне Глеб. — Купим вертолет, сделаем площадку на крыше. В небе точно колонн нет…

— Отличная идея, — отозвался я, — но сейчас у нас другая задача. Будем учиться ходить или все-таки вызовем такси?

Такси остановилось у знака “Осквернено. Опасная зона”, который Синод, по словам Дарьи, должен скоро убрать. Посмотрев на табличку, дальше водитель не поехал и даже переспросил, уверены ли мы, что нам туда. Я молча показал ему свою печатку, и он сразу же закончил расспросы, нервно пожелал господам спокойной ночи и на скорости газанул прочь. Мы же по безлюдной улице подошли к дому, в окнах которого горел свет. В гостиной беспокойно мелькал силуэт, расхаживая кругами. Наша мадам ждала нас как заботливая старшая сестричка, которой, судя по всему, просто не терпится задать расшалившимся младшим братьям.

Стоило войти в гостиную, как Дарья резко повернулась и замерла. Однако, несмотря на нервные круги, которые она тут наматывала, лицо было абсолютно невозмутимым, как непроницаемая маска.

— Мне недавно звонил начальник, — подозрительно тихим голосом начала она.

“Что, отчитывать будет?” — предположил Глеб.

— Позвольте сказать, — она медленно прошлась глаза между нами, все еще не повышая голоса, — я просто в ужасе от вашей наглости. У меня больше нет слов.

А затем развернулась и ушла к себе. Как бы все.

— И даже отчитывать не будет? — друг проводил ее взглядом. — Кажется, я все-таки не понимаю женщин…

— Да тут все просто, — сказал я, слушая, как в глубине дома хлопнула дверь, — от нашей наглости она не только в ужасе. Вот и все.

Порядком уставшие от такого насыщенного дня, мы тоже отправились по своим комнатам. Но стоило подойти к лестнице, как мой смартфон задергался, как бы говоря, что в этот поздний час кто-то не спит и очень хочет моего внимания. Уведомление на экране сообщило, что Уля прислала новый снимок.

— Не посмотришь? — Глеб уставился на иконку через мое плечо.

При тебе? Разбежался.

— Только не говори, что там обнаженка, — расплылся он в полудурошной улыбке. — Нехило ж ты ее совратил! А ведь была такая невинная недотрога…

Ха. Еще вопрос, кто кого совратил. Ты даже не представляешь, на что способны некоторые невинные недотроги.

Однако снимок, когда я его открыл, избавившись от Глеба и зайдя в свою комнату, оказался почти девственно-пристойным. Уля лежа на кровати, держа камеру в вытянутой руке над собой. Темные волосы разметались по подушке. Кроме лица, было видно шею, тонкие лямочки сорочки на плечах, ключицы и дорожку декольте, уводящую в то, что осталось за кадром. Когда она лежит подо мной и я нависаю сверху, вид точно такой же. Следом моя недотрога прислала еще и сообщение, видимо, желая пояснить запечатленную на фото мысль.

Уля: “Не могу уснуть… Без тебя.”

Я набрал, и вызов она приняла с такой же охотой, с какой обычно принимала меня — как и на снимке, лежа в своей кровати.

— Можно подумать, — сказал я, глядя на довольное личико, появившееся на экране, — у тебя со мной получается заснуть.

— Не засыпать около тебя и не засыпать без тебя, — парировала Уля, — это два разных “не засыпать”.

— Около меня? — усмехнулся я, устраиваясь на кровати. — Скорее, подо мной или на мне…

— И минуты не проговорили, — серые глаза игриво прищурились, — а уже пошлости пошли… Что дальше? Заставишь раздеться или помастурбировать? Для тебя.

— Ммм… Прямо-таки заставлю. Ах, какой плохой я.

— Барин, — хмыкнула она.

— Мессир, — поправил я.

— И чего же желает мой мессир?

Рано или поздно все ее мысли сворачивали в сторону моих желаний. В этом вопросе Уля была словно чистый лист, на котором я, как маркер, мог писать все что угодно. Хотя желания у нас обычно совпадали, и я не столько указывал ей, чего хочу, сколько вдохновлял делать это.

— Расскажи мне сказку, — сказал я, вытягиваясь поудобнее.

— Сказку? — озорно переспросила она. — А что, Глеб плохо справляется?

— Сегодня моей Шахерезадой назначена ты.

— И какую же сказку желает мой мессир?

Ох, как же сладко это звучит. Только приедь сюда и будешь шептать мне это на ухо и стонать в губы, пока я буду тебя трахать. Вот об этом, кстати, и расскажи.

— Хочу сказку про девочку с большими серыми глазами.

— В этой сказке не было ничего хорошего, — с улыбкой отозвалась Уля, — пока она не встретила мальчика, который ей очень понравился. А вот его интересовали лишь его колдовство, проказы с другом и бумажные змеи.

— Девочка его тоже интересовала.

— Но он ничего не спешил с этим делать. А потом когда, спасая друга, он сам чуть не умер, девочка решилась действовать. Дождалась, пока в доме почти никого не будет. Только он и она. Сказалась больной, чтобы не идти в школу, заварила какао и направилась к нему в спальню…

Вот такая коварная недотрога. Хотя и мальчик тогда тоже постарался. Ее голос растекался по комнате, нежно, сладко, словно убаюкивая, и я не заметил сам, как меня затянуло в воспоминания. Без сомнения, одни из самых приятных в моей жизни.

Ep. 20. Перстень мертвеца (I)

— Строгий постельный режим, — твердили мне все без исключения.

Та осень — восемь лет назад — была самой унылой в моей жизни, хотя за окном светило яркое солнце, деревья сверкали золотом, и было по-летнему тепло. Глеб ныл, что учиться в такую погоду — сущее наказание, а я впервые жалел, что не хожу в школу. Вообще я не настолько ее любил, но валяться дома, пока все там, оказалось просто невыносимо. И это ведь уже какой месяц в кровати. Какой месяц строгий постельный режим.