– Ты никак с приветом, парень? Забыл, где находишься? Ты прекращай эти барские замашки, не то пожалеешь. Рапиру ему! Может сразу кинжал, чтобы пырнуть меня в бок?
– А книги?
– Книги принесу, – буркнул тюремщик, но потом добавил сварливо: – Когда время будет. Я тебе не официант!
Риордан вынырнул из своего мечтательного состояния и обругал себя последними словами. Это же другой смотритель, не тот, с которым разговаривал Магат, а тот уже, наверное, сменился. Этот ничего не знает про его, Риордана, особый статус и воспринимает заключенного как обычного смертного. Следовало вести себя осторожнее. От собственной ошибки его настроение ухудшилось лишь на несколько минут. А чего горевать? Теперь его жизни не угрожает опасность, всесильный визир если не благоволит к нему, тот уж точно не гневается. Да, он в каземате, но после выхода отсюда Накнийр наверняка найдет применение его способностям. Значит, он останется в Овергоре. Закрепится на новой должности, а там, глядишь, появится возможность вернуться обратно в Воинскую школу, чтобы помочь друзьям из Вейнринга избежать верной смерти на Парапете. Собственная судьба теперь представлялась Риордану прямой линией, хорошо освещенной, без затененных участков. Буквально следующий час показал ему, что он жестоко заблуждался.
Комендант Хобарн был одним из немногих в Овергоре людей, которые совершенно не интересовались войной. Гораздо больший и пристрастный интерес он проявлял к своим подопечным. К своей работе Хобарн подходил с душой и за годы службы сумел выработать в себе все качества идеального тюремщика. Хлебосольный хозяин, заботливый супруг и справедливый отец, на работе он преображался в другого человека. Люди, как и положено коменданту тюрьмы, делились для него на два типа: преступники, осужденные за свои злодеяния, а также те, на кого закон пока не воззрился в неизмеримой строгости своей. Особое презрение у него вызывала знать. Он день за днем наблюдал этот мишурный блеск драгоценностей, надменность, жажду привилегий, думая про себя: «Ничего, голубчики, попадете ко мне в гости, вмиг запоете подругому».
Хобарн представлялся себе неким властелином подземного царства, куда демоны сбрасывают грешников. И там, в преисподней, и тут, в казематах, все становятся равны. Тяжесть грехов земных одинаково порицаема, что здесь, что в загробном мире. В его тюрьме не действует прежнее положение – нагрешил, значит отвечай. Бароны и графы рыдали перед ним, вымаливая себе лишнее одеяло в холодную погоду. Пусть! В своем мире он властелин. По праву рождения раньше они смотрели поверх него, теперь подобострастно взирают снизу в ожидании вердикта. Разумеется, Хобарн считал не только возможным, но и нравственно правильным раздевать богатых заключенных до исподнего. Имеется в виду не одежда, а их состояние. Хочешь дополнительное свидание? Плати! Желаешь прогулку, лишний подсвечник, более мягкую подушку? Изволь раскошелиться. Румяный и полнокровный Хобарн на службе преображался в кровососущего упыря, который жадно всасывал в себя все жизненные соки своих подопечных. Он пускал по миру целые семьи без колебаний и угрызений совести. Дворянского титула ему не видать из-за рода своей деятельности, так он надругается над каждым дворянином, что попал в его алчные лапы. Визир никаким образом не умерял пыл коменданта. Наоборот, Накнийра весьма устраивало то, что персона Хобарна служит пугалом для всей знати, это укрепляло его, визира, влияние.
Когда комендант узнал, что камера номер шестьдесят два обрела нового постояльца, на его душу снизошла благость. Он внимательно изучил регистрационный журнал и остался крайне недоволен смотрителем, его заполнявшим. Имени нет, титула нет, куцые сведения о том, за что задержан арестованный. Впрочем, на обходе все прояснится. Самое главное – камера по первому классу. В такие апартаменты не помещали разночинцев. А это значит, что в его силки попала очередная пташка с дворянскими перьями. Хобарн, сопровождаемый смотрителем, направился на свою ежедневную прогулку по надземным этажам в предвкушении чего-то очень пикантного. Подвальные уровни комендант обычно не посещал. Там содержались простолюдины, а запах стоял преотвратный.
– Обход коменданта! Всем заключенным подойти к решетке, внутренние двери растворить! – орал его подчиненный.
Вот и шестьдесят вторая. Взору гегемона тюрьмы предстал невзрачный юноша в одежде горожанина. У парня были непропорционально длинные руки, которые заканчивались широкими ладонями. Сложение не благородное. В нем не было ничего такого, что выдавало бы в нем знатную персону, а меж тем он занимал камеру, положенную по статусу вельможе. Настроение коменданта стремительно падало.
– Что за дрянь у него на щеке? – спросил он надзирателя.
– Не могу знать!
Скверно. Совсем скверно. Подобными рисунками могли украшать себя разве что дикие варвары, но уж никак не сынки достопочтенных родителей.
– Откуда ты родом, шестьдесят второй?
– Из Вейнринга, мой господин. Это деревня на севере, рядом с Тиверийским хребтом.
Заключенный сказал всего одну фразу, но комендант уже испытал наплыв раздражения. Его узники держались либо с надменностью, которую он с наслаждением стирал с их прилизанных рож, либо подобострастно. Этот выглядел спокойно, отвечал уверенно, не демонстрируя перед комендантом должного пиетета. Хобарн решил прощупать заключенного с другой стороны.
– В изрядную переделку ты угодил, парень. Родители, небось, последнее готовы отдать, чтобы облегчить твою участь?
– Может, и готовы, но отдавать им нечего, мой господин. Отец – бедный охотник, мать – крестьянка. У нас дома никогда не водилось больше пяти рейсов свободных денег.
Комендант, казалось, только и ждал этой фразы, чтобы взорваться гневным криком:
– Ах, ты наглый щенок! Боги еще не видели такого лжеца! Отвечай, сколько денег ты заплатил в тайной полиции, чтобы получить эту камеру? Мошенник! Сколько несчастных людей ты облапошил, чтобы нажиться на их горе?
Заключенный на мгновение смешался, но потом ответил тихо и внятно:
– Я ничего не платил. Помещен в эту камеру по личному приказу визира Накнийра.
От негодования комендант открыл рот, его красное от природы лицо приобрело малиновый оттенок:
– Бессовестный лгун! Подонок! Жалкое отродье клыкастой свиньи! Ты хочешь, чтобы я поверил, будто сам визир разбирал твое дело? Обычного мошенника? Свет не видывал такой наглости!
Заключенный не промолвил ни слова в ответ на такую отповедь. Комендант отдышался, поправил тесный воротник мундира.
– Повторяю вопрос, сколько ты отвалил за камеру и кому?
Хобарн уже вышел из себя и продолжал заводиться. Тайная полиция совсем обнаглела. Они торгуют его камерами вразвес. Да кем они себя возомнили?! Решено! Если дело не уладится как-то по-другому, он подаст официальную жалобу на имя визира. Пусть полюбуется, чем промышляют его верные служители закона!
– Со всем почтением, мой господин, я заявляю, что не давал взятки и помещен сюда личным приказом визира.
Комендант повернулся к смотрителю:
– Кто доставил сюда этого мерзавца?
Тот полистал регистрационный журнал и сказал, чуть понизив голос:
– Его привез сам Магат.
– Сам Магат?! А Магат тут кто?! Или он уже распоряжается внутренним распорядком тюрьмы? По какому праву!! Задача тайной полиции – изловить преступника, а уж как его содержать, мы решим без их ведома… – Хобарн дышал тяжело, словно только что взобрался на крутую лестницу. – Не хватало, чтобы мы выгребали нечистоты из дворянского стульчака за сыном какого-то охотника из какой-то вшивой деревеньки! Слушай мой приказ! Ты немедленно переведешь этого юнца в камеру по его статусу. Что у нас с семидесятой?
Смотритель ответил без запинки:
– Переполнена, мой господин.
– Кто там главный? Лобан, кажется?
– Так точно.
– Киньте этого щенка Лобану Пусть просветит его на предмет, как нужно вести себя с комендантом. Если лишится пары зубов, плакать никто не станет.