Они познакомились всего лишь вчера на приеме в Глейпине, королевском дворце. Его величество Унбог устроил торжество по случаю второго дня рождения своей младшей дочери. В Терракотовый зал Глейпина набилась уйма народу. Вельможи выводили в свет своих жен и дочерей, которые поголовно мечтали заблистать при дворе. Толстые шеи, толстые щеки, потные взгляды, протухшие мысли.
Когда слуги объявили о нем, то поднялся более громкий шум, чем при выходе королевской семьи, а в дверях случилась небольшая давка. Многие пытались оказаться поближе к живой легенде. Перекинуться словом с таким человеком уже само по себе почетно. Об этом можно вскользь упомянуть потом в беседе со своим домочадцами, дескать мы с НИМ обменялись мнениями насчет будущей кампании. А на расспросы: «Ну, и что ОН ответил? Что ОН тебе сказал?», небрежно обмолвиться, что Мастер войны уверен — все пройдет, как обычно и Овергор вновь будет праздновать победу.
Будь его королевское величество Унбог глупее или завистливее, то хмурое облачко наверняка бы закрыло его чело при виде тех почестей, что оказываются одному из его подданных. Но, по счастью, Овергору на этот раз достался весьма смышленый монарх. Он не был ни слабым, ни глупым. Поэтому он гордился своим Мастером войны, а не завидовал ему. Он осознавал и принимал то, что его собственное правление войдет в историю, как правление Эпохи Риордана. И, хвала Богам, это будет славное правление! Овергор стал первым среди равных. Он считался столицей мира. Перед его дружиной трепетали лучшие бойцы. Мастера войны называли живым воплощением Бога битв Скеля. Так что король Унбог с легкой улыбкой наблюдал за суетой вокруг своего верного слуги и демонстративно не замечал, что сидящая рядом королева Вера в гневе кусает губы.
Когда вошедшему в зал удалось пробиться сквозь ряды поклонников, он сразу выделил эту смуглую брюнетку среди прочих фрейлин. И дело было не в том, что раньше он ее не видел. Образ этой девушки приятно поразил его своей неиспорченностью на фоне точеных, но холодных ликов прочих красоток. Те взирали на мужчин сквозь полуопущенные ресницы и мысленно взвешивали их на предмет того, что из данного человека можно выжать. Деньги? Положение? Недвижимость? А может быть он пригоден даже для матримониальных планов? Не слишком ли стар? Ничего. Сгодится!
Эта же малышка разглядывала все вокруг с жадным любопытством дебютантки. Очередная бабочка изо всех сил стремится к полному нектара цветку, не замечая, что летит прямо в пламя. Светская пыль еще не легла толстым слоем на ее крылышки. Может быть, сгорит в жарком огне страстей и интриг, а может и переродится в гусеницу, защищенную огнеупорным панцирем.
Он не искал с ней встречи. Он уже давно не пытался соблазнить женщину. Женщины пытались соблазнить его. Многие даже не смущались присутствием мужа поблизости. Покорность рогоносцев приводила его в замешательство. При обсуждении адюльтера благоверной они лишь разводили руками.
— Ну, вы же понимаете, — многозначительно говорили они.
И их, безусловно, понимали.
Очередной водоворот светского приема буквально притиснул незнакомку к его плечу. Он вопросительно посмотрел на фрейлину, которая сопровождала неофитку в качестве этакой матроны. Его немедленно представили юной красотке.
— Ноа, — едва пролепетали в ответ алые губки.
Он сказал громко, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Я бы хотел пару минут побеседовать с девушкой наедине.
Через несколько секунд вокруг них образовалось пустое пространство, достаточное для того, чтобы толстый мужчина пронес на вытянутых перед собой руках стул. При этом возникло чувство, что уши у вельмож вытянулись наподобие ослиных. Девушка смущенно оглядывалась по сторонам, понимая, что к ним сейчас приковано всеобщее внимание.
— Откуда вы, Ноа? Верно, из одной из наших южных провинций?
— Из Венбада.
— Я могу знать кого-нибудь из ваших родственников?
— Барон Бартель приходится мне дедушкой.
Он едва не присвистнул. Надо же! У такого мерзавца столь прелестная внучка! А ведь он едва не заколол ее деда при одной случайной размолвке. Впрочем, вряд ли до нее дошли подробности ссоры, которая состоялась около двадцати лет назад.
— Давно в Овергоре?
— Два месяца. Проходила обучение в пансионате на должность.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
— Вы выглядите моложе.
— Ха! Мне все это говорят.
Теперь он смотрел на нее с удивлением. В первый момент он увидел робкую провинциалку, но теперь, наедине, она отвечала ему без всякого испуга и глядела прямо в глаза. Ее черные омуты были бездонными и звали за собой в глубину. Может из-за антрацитовых зрачков, а может это была ее природная изюминка, но белки глаз чуть уходили в фиолет. Они завораживали. Наивный разлет бровей, красиво очерченная линия губ. Но не прелестное личико делало ее неотразимой. В этой девушке было что-то настоящее, сильное, природное. Это все равно, как почувствовать в испорченной приторными духами и притираниями атмосфере свежий запах сирени, что расцвела за окном.
Он помедлил. Сказать ей прямо? Не оскорбит ли он ее? Вздор! Она два месяца в столице и уже понимает, что к чему. Она готовилась стать фрейлиной. Об их бурной личной жизни знают все. Половина любовных романов написана о фрейлинах. Он решился.
— Я бы хотел пригласить вас к себе, Ноа. Предлагаю вам на сегодня разделить со мной ужин и кров. Что скажете?
На ее лице он читал эмоции, как в раскрытой книге. Яркий румянец смущения. Брови сердито съехались к переносице — она разгневалась, что ей посмели сделать подобное предложение. За кого ее принимают⁈ Затем легкая пелена задумчивости заволокла ее черные глаза. Она вдруг вспомнила, с кем сейчас разговаривает. Беспомощно оглянулась: эх, попросить бы совета у одной из старших подруг! И натолкнулась на несколько женских завистливых взглядов сразу. Прищур обдумывания. Пристальный взгляд на него. Кокетливая улыбка.
— Меня еще не отпускают из Глейпина.
Хорошо сказано. Без всякого словоблудия — четко и по делу. Теперь она нравилась ему еще больше.
— Это единственная причина?
— Скорее первая.
— А если я смогу ее устранить?
— Подумаем над следующими.
— Считайте, что первой не существует. Мой экипаж подъедет в восемь вечера к двадцать девятому подъезду. Если пожелаете принять мое предложение, спуститесь к нему. Стража вас пропустит. У госпожи отпрашиваться не нужно.
Двадцать девятый подъезд Глейпина вел во флигель, где находились комнаты всех фрейлин. Вокруг него постоянно клубился вихрь романтических историй.
Она задумалась, очаровательно нахмурив брови. Право, когда девушка нравится, все в ней вызывает умиление, каждая гримаска. Он учтиво поклонился, показывая, что разговор завершен и отошел в сторону, оставив ее с бурей сомнений на лице.
Чуть позже он подметил ее ищущий взгляд и поспешил подойти поближе.
— Я согласна, — выпалила она, но потом на мгновение прикусила нижнюю губу белоснежными зубками и добавила. — Если вы потом беретесь защитить мое доброе имя от клеветы и досужих сплетен.
Ого! А она не промах! Одной фразой превратила его в своего покровителя и связала обетом молчания.
— Обещаю, — ответил он с поклоном и чуть дотронулся пальцами до ее маленькой ручки, словно скрепляя их сговор.
Он покинул свою избранницу, чтобы через некоторую паузу войти в круг вельмож, окружавших короля Унбога. Легкими кивками он поприветствовал тех, с кем не успел поздороваться ранее, а затем чуть кашлянул, привлекая внимание монарха. Тот усмехнулся и наклонился к нему, поскольку разница в их росте была значительной. Король был высок, а его знаменитый подданный едва доходил макушкой ему до подбородка.
— Ваше величество, я через вас прошу вашу супругу предоставить одной из фрейлин на сегодня увольнительную в город.
Его величество Унбог рассмеялся.
— Твои шалости только что лишили меня приятного вечера. Теперь придется до ночи выслушивать упреки Веры, что я слишком многое тебе позволяю. Которая?