Внезапно перстень на моем пальце, хозяин которого подарил нам недавнее ночное развлечение, начал стремительно алеть. Внутри прозрачного, как слеза, камня словно появились пятнышки крови, становясь все гуще и больше, нервно пульсируя, сталкиваясь, сливаясь. Я приподнял руку на свет, пытаясь рассмотреть и -

… гостиную вдруг накрыла огромная тень. Следом с диким звоном по полу разлетелись осколки, и сквозь выбитое окно в дом полезла какая-то усатая черная хрень. Это ж надо откормить такого таракана. Хотя по неимоверному количеству ножек это больше тянуло на сколопендру. Огромную — просто аномальную.

— Наверное, в этот раз по-хорошему не получится… — пробормотал рядом Глеб.

Харон прытко метнулся к окну, материализовав, словно из ниоткуда, свою вторую руку — чуть менее темную, этакую запасную, которую обычно не показывал. Видимо, решил, что одной не справится. Не дожидаясь, пока тварь вползет целиком, огромные ручищи моего охранника стремительно втащили ее в дом и разорвали на две части. Пол испачкали черные густые разводы скверны, брызнувшей, как кровь, из этой туши.

Довольные собой, сразу две грабли повернулись к нам и, сложив все пальцы, кроме мизинца и указательного, показали импровизированные “рожки”. Мол, смотрите, какой я красавчик. В тот же миг разорванные половины туши задвигались и кинулись на моего защитника — только одна головой с усиками, а другая задницей, ставшей ее новой головой. Бросились на каждую из рук, сбивая на пол, придавливая, опутывая своими склизкими ножищами, будто готовясь вонзить в костлявые ладони свои ядовитые когти.

— Прочь!..

С моих пальцев слетел огромный черный сгусток, ударяя по этим гадким тушам. Затем еще и еще. Та, которая думала головой, дернулась от Харона прочь. Он сразу же схватил другую обеими руками и начал яростно рвать на части, превращая одну половинчатую тварь во множество других, все более мелких. Едва оклемавшись, эти огрызки снова бросались на него и без устали атаковали, он же, стряхивая одних, перехватывал других и разрывал вновь и вновь — вероятно решив, что чем меньше размер, тем больше шансов. В идеале бы вообще превратить их в тараканов и передавить всех.

Другая же половина сколопендры, умудрившаяся не потерять голову, резко рванула ко мне, найдя своим усикам новую добычу — готовясь схватить, отравить, убить, сожрать. Эта аномалия явно создана из когда-то живого существа и переняла все его инстинкты.

Я послал в нее еще несколько мощных черных сгустков — чуть ли не в упор — в мерзкую усатую морду. Сменив траекторию, она тут же кинулась за Глебом. Вот же тварь! Еще удар чернотой — и, отстав от друга, она опять рванула за мной. Новый удар по перебирающим по полу ножкам — и она опять побежала за Глебом, словно сделав своим долгом сожрать его на моих глазах. А ведь он не настолько бессмертный, и если его превратят в фарш, голову оторвут или хребет напополам переломят, то я этот фарш обратно не оживлю.

Харон сейчас был не помощник, ибо его гениальная стратегия не сработала. И множество черных неуклюжих обрывков, размеров с баранов, теперь трепали обе руки со всех сторон, впиваясь в них своими погаными ножками.

Чернота слетала с моих пальцев без остановок, сбивая скорость огромной туши, хаотично мечущейся между Глебом и мной. Вот только силы тратились, а значительного перевеса не наступало. Аномалию так легко не убить. Ее и живой-то сложно назвать — в ней слишком много Темноты. А Темнота, как известно, полнится душами.

— Гони ее сюда! — крикнул я Глебу.

Он тут же помчался ко мне, и тупая туша засеменила множеством ног следом. Я выскочил ей навстречу и вместо нового удара вцепился в черную склизкую оболочку, чувствуя внутри этой дряни биение Темноты — пульсации того, что заменяло ей душу — и с силой потянул это прочь. Она задергалась, пытаясь схватить меня ближайшими ножками, обвить, опрокинуть. Глеб вцепился ей в усы, прибивая к полу, не давая этой хрени двигаться.

Я чувствовал, как клокотание внутри нее становились все яростнее и злее, пока силы утекали от этой твари ко мне и дико жгли ладони, будто я держался за раскаленную плиту. От туши стал исходить черный, похожий на гарь дымок — в тех местах, где ее касался я. Понимая, что она тут не единственный хищник, тварь дергалась все отчаяннее, повинуясь инстинкту жить, и в один из таких порывов, резко мотнув башкой, отбросила Глеба прочь. Тело с грохотом ударилось о стену, и друг сломанной куклой сполз на пол. Его душа мигом перестала откликаться, но я чувствовал, что она все еще у меня. Он просто потерял сознание, но если умрет сейчас, был шанс, что я его не удержу.

Дрянь усиленно завиляла, пытаясь избавиться и от меня. Я же вцепился в нее еще крепче, видя, как буквально дымятся ладони — кожа, соприкасавшаяся с этой склизкой шкурой, по ощущениям, уже вздувалась пузырями. Обычно, когда я вытягиваю из кого-то энергию, она переходит ко мне. Здесь было точно так же — вот только энергия этой твари была как будто отравлена и вместо усиления словно выедала что-то внутри меня. Чернота аж бурлила вокруг моих рук — казалось, они сейчас отсохнут и отвалятся.

Дверь вдруг резко хлопнула, пронеслись шаги. Воздух, казалось, завибрировал следом — и гостиная на миг утонула в огромной черной вспышке. Половинчатую тушу с силой отшвырнуло в сторону. Дарья ворвалась в дом и с ходу оценила обстановку. Как же ты вовремя. Я впервые был реально рад ее видеть. А вот сколопендра явно нет.

Множество ножек яростно метнулись к обидчице. Еще одна огромная вспышка — но разорванная напополам тварь, похоже, решила, что ей больше нечего терять, и, собрав остатки сил, как огромный таран сбила Дарью с места и впечатала в стену. Та больше не издала ни звука, а туша накинулась ее, намереваясь то ли разорвать, то ли придушить. В общем, рано я обрадовался.

— Эй, ко мне! — я запустил в нее черный сгусток, такой сильный, на какой сейчас был еще способен. — Меня убивай! Я тут хозяин!

Сколопендра резво отбросила добычу и кинулась ко мне. Как же хорошо, что у аномалий такие крохотные мозги и такая короткая память. Я вновь сцепился с ней, чувствуя, как бешено клокочет Темнота внутри этой дряни — как перетекает ко мне, словно выбивая воздух из легких каждой бешеной пульсацией, словно раздирая внутренности каждым нервным ударом, словно травя меня этой поганой черной дымкой. Весь вопрос лишь, кто сдастся первым. Тварь отчаянно цеплялась за жизнь, пытаясь повалить меня. Но у меня-то на кону было целых три жизни, я-то терял намного больше. С каждым мгновением ее сопротивление становилось все слабее, а дым вокруг моих рук — все бледнее, пока и вовсе не исчез. Биение прекратилось, и туша, став из черной пепельно-серой, больше не двигаясь, с грохотом завалилась на пол. А следом упал и я.

Дикое клокотание в ушах тут же дополнилось топотом ножек. Харон в другой части гостиной, потеряв в бою вторую руку, потерпел поражение, и теперь все разорванные им тушки-барашки ринулись в разные стороны — пусть гораздо меньших размеров, чем та, что мертво лежала рядом, но их самих было в разы больше. Я попытался встать, однако меня словно тянуло все глубже в пол — настолько уже не было сил. Я вскинул руку, пытаясь отогнать мелкую тварь, ползущую к все еще не откликающемуся Глебу, но с пальцев сорвались лишь черные искры.

— И это все, на что ты способен? — в памяти непрошено всплыл знакомый презрительный голос.

Портрет над камином, казалось, все больше ухмылялся.

Как же ты меня бесишь! Я с размаху ударил ладонью по холодному каменному полу, требуя хоть какой-то реакции. Мессир я, черт возьми, или нет! Тут каждый угол, каждая трещина, каждый сантиметр пространства принадлежит мне — так какого ж хрена все молчит? Тут все должно уже просто вопить! От сходной ярости! Проснись ты уже!..

Еще один яростный удар ладоней — и камень под ними будто дрогнул и завибрировал. Воздух тут же наполнился дребезжанием, которое становилось все громче. Кресла, диван, журнальный столик и вся остальная мебель стали подскакивать на месте и трястись, как при надвигающемся землетрясении. Дом, до этого не откликавшийся, пришел в резонанс с моей злостью. Я резко взмахнул руками, и из пола, как призраки из могил, вырвались длинные черные щупальца. Словно жгуты, обвили каждую из этих рваных тушек, перетянули по центру и начали неистово колотить об пол, поднимая дикий, просто сумасшедший грохот.