Это что, прикол такой? И что этот крохотуля может сделать? Честно, я ожидал от Гончей большего, чем карликовый шпиц.

Мышка осторожно подлетела поближе, рассматривая находку. Щеночек медленно задрал мордочку, несчастно подрагивая то ли от холода, то ли от голода, заметил Ву — и за секунду превратился в громадную белоснежную тварь размером с медведя с оскалившейся мордой и дикими черными глазищами. Вот, это уже другое дело.

Огромная когтистая лапа полетела на Ву. Тот проворно увернулся и кинулся к двери. Тварь рванула следом. Моя мышка тенью проскочила под проем и метнулась мне за спину, а ее преследователь с размаху треснул башкой по двери, мгновенно заскрежетавшей и погнувшейся от такого мощного тарана. Еще удар — и дверь с бешеным скрипом распахнулась, и разросшийся грозный шпиц вылетел к нам. А шпиц размером с медведя — это вообще-то зрелище не для слабонервных.

Тень Арчи хищно свилась, готовая схватить монстра за лапу. Глеб с угрозой занес монтировку, а на моей руке заиграла густая Темнота. Зверь резко замер на пороге, удивительно разумно скользнул глазищами между нами, а затем с громких «плюх!» шлепнулся на пушистую задницу и обреченно уставился в пол, словно спрашивая «за что мне эта жизнь?»

— Это что, хранитель? — я оглядел приунывшего громилу.

— Похоже на то, — задумчиво отозвался Арчи.

— А разве он может жить без человека? — не понял Глеб.

Именно что: смысл жизнь хранителя — охранять своего человека. Но у этого, видимо, не было человека, которого можно охранять. Вместо этого Гончая посадил его на сундук и запер в холодном темном помещении, используя явно не по назначению.

— Ну что, ликвидируем? — тень Арчи потянулась к огромной тушке.

Пушистая громадина, которая все это время понуро сидела на заднице, нервно вытаращилась на ползущую к ней тень — однако не пытаясь сбегать или отбиваться, будто и сама признавая бессмысленность своего бытия. А ведь хранители вообще-то на улицах не валяются.

— Подожди, — остановил я. — Сначала посмотрим, насколько он вменяем.

Белые уши дернулись, словно прислушиваясь к моим словам.

— Эй, зверюга, — позвал я, и щенок-переросток мигом уставился своими глазищами на меня. — Если сейчас покажешь, что можешь себя контролировать, то, так и быть, найду тебе хозяина.

Я еще не успел договорить, как он сорвался с места и кинулся к большой миске с какой-то темной жидкой дрянью, склонился и начал торопливо лакать. Всего пара секунд и песик буквально усох на глазах, превратившись из гигантского нечто в миленького шпица, который плюхнулся рядом с миской, дотягиваясь теперь до бортика с трудом, только вставая на задние лапки. «Тявк-тявк!» — слабенько разнеслось по холодильнику, а глаза-бусинки замерли на мне, будто уточняя, все ли меня устраивает.

Арчи наклонился к миске с жижей, которую тот лакал, осторожно обмакнул палец и понюхал.

— Это чай, — сказал он. — Обычный черный чай. Причем очень дешевый.

Ну хорошо, что чай — представить не могу, чтобы с этим малышом было от кофе.

Естественное состояние хранителя — это большая жуткая тварь, но это же и его стрессовое состояние. Поэтому, чтобы удерживать зверя в норме, ему надо постоянно напоминать, что все в порядке — и для этого используется триггер. В принципе, триггер может быть любой — хоть в свиной крови купай, но у этого песика заводчиком, вероятно, была благородная пожилая леди, которая не нашла ничего лучше, чем угощать его чаем. Вряд ли такой, как Гончая, его купил — скорее всего, украл, а потом, прикинув, что чаи с ним распивать не собирается, посадил на сундук и забыл.

Чай, значит. Ладно, могло быть и хуже — мог реагировать и на французский шансон.

— И что с ним делать? — спросил Глеб, присаживаясь на корточки рядом со щенком.

Странный вопрос. Хранителей не продают в обычных зоомагазинах, а у заводчиков очередь порой на десяток выводков вперед — так что просто так их не достать. Но раз один попал мне в руки, что я из этих рук его, что ли, выпущу?

Польза хранителя в том, что он заточен под защиту человека — только сначала его надо к этому человеку привязать. А привяжется он к тому, кто будет любить, кормить и регулярно поить чаем эту мелкую скотинку. Логично, что тот, кто заботится о нем, когда он маленький миленький щенок, получает защиту, когда он большая жуткая тварь — а такой этот песик станет, когда почует опасность хозяину. Поэтому в основном хранители — компактные собачки, идеальные для дамских сумочек или детских колясок, будто созданные, чтобы над ним охали, ахали и восхищались. А у этого в закрытом темном помещении с дешевым чаем смысл жизни был попросту порушен.

— Бедняга, — приговаривал друг, почесывая песику пузико, — должен защищать человека, а тебя посадили сторожить старый грязный сундук…

Кроха сразу начал смотреть на Глеба, словно спрашивая глазками-бусинками, не хочет ли тот стать его хозяином — надо сказать, мастерски смотрел, аж на жалость давил.

— Не советую, — сказал я, — он тебе не подойдет, он будет забывать тебя регулярно кормить.

Щенок мгновенно отвернул мордочку и потерял к почесывателю своего пузика всякий интерес.

«Вот же продажная скотина,» — откомментировал друг и направился к сундуку в углу, собираясь распечатать кубышку.

Песик же снова уставился на меня поблескивающими черными бусинками и даже начал подрагивать, всем видом показывая, какой он маленький, одинокий и несчастный и как ему отчаянно нужен кто-то, кто о нем позаботится. Пока шпиц строил глазки мне, мой полудурок активно работал монтировкой, сбивая с сундука амбарные замки — Гончая был удивительно старомоден.

Наконец крышка отскочила с глухим скрежетом, и Глеб с довольным видом вытащил из сундука туго перетянутые пачки денег и помахал ими в воздухе.

— Маньяки должны быть богатыми, — заявил он. — Иначе неинтересно.

Внезапно из цеха обвалки донеслись зловещий скрежет крюков и женский визг, который я отлично узнал. За одну из ржавых железок воротом футболки зацепилась Анфиса и дрыгалась теперь во все стороны, пытаясь освободиться, как непослушный котенок, которого схватили за шкирку. Разбитый фонарик валялся на полу у ее ног. Что, еще одна искательница кубышек?

— И что ты здесь делаешь? — поинтересовался я, подходя к девушке.

Хотя можно было и не спрашивать: грязно, темно и опасно — идеальное местечко для этой неугомонной близняшки.

— Ну, я услышала, что Синод снял оцепление, — отозвалась она, барахтаясь на крюке, — и захотела хоть одним глазком…

— Будешь так лазить, — заметил я, помогая ей выбраться, — глазок и правда останется один.

Анфиса с невозмутимым видом поправила растянувшийся ворот футболки и закинула растрепавшуюся светлую косу за спину.

— Кстати, про один глаз, — выдала она, — та карга из трущоб просила тебя срочно заехать. Говорила, ты не пожалеешь…

Вскоре заметно разросшейся компанией мы покинули скотобойни. Когда уходили, в комплексе стояла умиротворенная тишина: ничего не мычало и не хрюкало — лишь скверна бодро сочилась под землей и за стенами, будто радуясь, что мы уносим прочь эту страшную тварь. Страшная же тварь пушистым комком свернулась на моих руках, тыкаясь черным влажным носом мне в ладонь и время от времени полизывая ее шершавым языком, как бы напоминая, что будет очень не против, если ее покормят.

Арчи, попрощавшись с нами, ушел по своим делам. Анфиса села на свой новый мопед и, помахав нам ручкой, укатила искать очередную помойку. Мы же с Глебом погрузили сундук в багажник, а щеночка на заднее сидение, после чего я достал смартфон и сообщил Савелию, что место окончательно зачищено и сюда можно привозить наших людей. Остатки имущества Гончей я распорядился сжечь, а крюки в цехах на всякий случай демонтировать и убрать. Ну а затем можно спокойно добывать скверну и зарабатывать деньги мне.

— Куда теперь? — плюхнулся за руль мой персональный водитель.

— В трущобы, — ответил я, убирая смартфон в карман. — Тем более тут рядом.