– Гостям рады, – провозгласил Шушел сочным баском. – Позвольте вас попотчевать с дороги, потом о делах побеседуем.

Отведав гномьего темного эля, мы вольготно расположились на застеленных покрывалами широких лавках. Увидев, что приезжие слегка передохнули, гном подставил низкий плетеный табурет к столу, пододвинул к нам блюдо с закусками и вопросил:

– Как вы, наверное, уже знаете – я здешний староста и по совместительству – управила нашей Мифриловой ярмаркой. Звать меня Шушел. Чего изволите, гости дорогие? Редко такие птицы к нам заглядывают, очень редко. От того и услужить готовы, чем только сможем. Товаров сами видели сколько. На любой, как говорится, глаз, – и сделал паузу, изобразив на своем румяном лице максимальную степень внимания и участия.

– Да, супермаркет вы замутили изрядный, – похвалил старосту Махор. – Отменная тусовка.

– Спасибо на добром слове.

– Мы вот по какому дельцу… Не посоветует ли любезный староста нам, усталым путникам, лучшего местного каретного мастера. Надо бы заказец ему выдать. Нужен нам, дорогой Шушел, дилижанс класса люкс. Можно сказать, омнибус. Такой, чтобы и разместиться получилось с комфортом, и трассу чтобы держал. С рессорами и прочими наворотами от тряски. Заказец срочный. Оплата наличными, без всяких там дорожных чеков и кредитных карточек.

Шушел понимающе кивнул и щелкнул короткими пальцами. По половицам процокали острые коготки и на колени гному вскочил юркий хорек с белой манишкой на груди. Староста решительно нахмурил брови и, держа оттопыренный палец с прокуренным ногтем у самой мордочки зверька, заговорил с расстановкой:

– Беги к мастеру Пшеннику и веди его сюда. Скажи ему… то есть передай… в общем два раза кусни его за ботинок, он поймет, – и, повернувшись к Махору, закончил. – Старый Пшенник – лучший каретник в округе. Если он не справится, то другого и искать без толку. А почему именно карету? Бричку али ландо быстрее будет?

– Мы не для себя, – улыбнулся Махор. – Понимаешь ли, у меня приятель женился по большой любви. И с молодой супругой намерен совершить типа свадебного тура по Великому Стволу с заездом на каждую планету. Новобрачные, хоть и любят приключения, иногда желают побыть наедине, понимаешь? И путешествовать с максимально возможным удобством.

– Дело хорошее, – хохотнул гном. – А сами, простите любопытство неуемное, вы откуда будете? По обличью капля в каплю напоминаете вельможу с Желтка. Опять же, спутник ваш необычный… Вроде, и на троглодита машет крепко, но больно здоров, каналья. И весь в складках и костяной броне. Мутант, что ли?

Опять оскорбляют. Ну, какой я мутант? Я приличный монстр, всего-навсего. Хорошо, что Махор не дал меня в обиду:

– Пред тобой, Шушел, великий вождь троглодитского рода–племени. Путешествует инкогнито. Имя его раскрывать мы не станем. Если чего понадобится – кличь его Гонзо.

– Великий Джорней! Так ему в Подземелье надо. Азмоэл, говорят, ласты склеил. Такому чудищу там рады будут.

– Правильно соображаешь, господин Шушел. До Подземелья Гонзо составляет нам компанию, потом едет своей дорогой. А как насчет постоя? Карету, небось, не за день сделают?

Гном раздумчиво поскреб пятерней жесткую щетку бороды.

– С местами свободными у нас сейчас трудно, ох, трудно. Но уважу таких влиятельных персон, что–нибудь подберу. Встанете у кого–то из сельчан моих. Вы уж не взыщите за удобства – в постоялых дворах номера почитай за месяц проплачены. Сами видели, сколько купцов понаехало.

За стенкой суетились человеческие юниты. Вот. Я и сам начал употреблять это слово. До моих ушей доносилось бряцанье оловянной посуды, звонкий девичий смех. Дважды дверь на нашу половину приоткрывалась и из–за занавески высовывалась румяная моська хозяйского карапуза. Малыш с детским восторженным любопытством засматривался на развешанную по крючкам стены боевую амуницию Махора, но потом натыкался глазами на мою неподвижную фигуру и торопливо юркал обратно. Давно прошло время раннего деревенского завтрака, и наступил обеденный час, а баркидец все спал. Мы, троглодиты, существа терпеливые, не то, что люди. И голод можем переносить стойко. Но я бы не отказался от пары кусков тушеной говядины, что с утра приготовилась в большой крестьянской печи и заставляла трепетать мои ноздри. Ничего, подожду. Не может же он проваляться в постели целый день? Наконец раздался противный скрип кровати, цветастое одеяло на ней завозилось, заерзало, и из–под него высунулась хмурая и помятая физиономия моего спутника. Махор спустил на половик бледные ноги, почесал пятерней живот и прошлепал к стоящей на дощатом столе лохани с водой, попутно пройдясь на тему того, что хуже похмелья может быть только похмелье и двухметровая копия годзиллы с немигающими буркалами на соседней постели. Употребив в себя два ковшика колодезной воды, Махор пригладил сплюснутый подушкой ежик волос и хрипло сказал:

– Никогда бы не подумал, что у тритона–переростка может быть такой укоризненный взгляд.

– Я оставил хозяина. Для чего? Чтобы ты тут развлекался с местными девками?

– Не надо так грубо о ней. Очень милая барышня, вся такая… пневматичная!

– Тьфу на нее. Но из пустого бахвальства перед самкой, пусть и с потенциально привлекательными репродуктивными свойствами, взять и так запросто записаться на турнир, когда вся миссия под угрозой… Не понимаю этих людей! Как много у вас всего крутится вокруг ритуала ухаживания и спаривания!

– Знаешь, Гонзо, многие идеологические бойцы за нравственность при ближайшем рассмотрении оказываются просто гопниками.

– На себя посмотри!

– Ах ты, гадкое земноводное! Поглядите на него – правильный стал, как изжога! – вспыхнул Махор, но вдруг замолк и неожиданно рассмеялся. – Ладно, уел. Признаю – накосорезил. Не казнить же меня за это? Чем я хуже твоего разлюбезного принца? Смотрю на них с Ниамой, и мне, между прочим, завидно! Дилморон, кстати, там с демонессой развлекается по полной программе, поэтому и услал нас с тобой. Ему сейчас не до большой политики. Согласен? Ну и хорошо. Пусть расслабится паренек, потом такого случая не будет. А насчет турнира… Ну что ты докопался? К слову пришлось. Потом было неудобно отнекиваться. В конце концов, вы можете валить на Ствол, а я останусь отдуваться. Или потусуйтесь в Корентине, хоть отдохнете после дороги.

Ага! Декаду! И мы будем на самом виду! Тоже мне – телохранитель. Надеюсь, Дилморон бросит баркидца, оставит его развязываться со своими проблемами, а сам двинет навстречу судьбе.

Если б я знал, чем все закончится! Но, как показало время, неожиданный ход Махора принес нам больше пользы, чем все предыдущее путешествие. Но сейчас его речи о легкомыслии хозяина вызвали у меня острое чувство ненужности и покинутости. И пока баркидец умывался и приводил себя в порядок, я с горечью вспоминал происшествия вчерашнего вечера. Ах, зачем я не пью их вина, а сижу и слушаю всю эту бессмыслицу, которую люди несут по пьяному угару? Обязательно надо будет попробовать.

Накануне мы сидели в компании девиц у большого яркого костра. Моя шкура не любит жара, поэтому пришлось отползти подальше, но я слышал, как разливался Махор перед несановитыми деревенскими красотками. Он рассказывал о боях, свершениях, и через десяток минут вокруг него сбилась целая толпа любопытных слушателей. Почувствовав неладное, я уже собрался влезть в круг и утащить баркидца от пивных кувшинов и кокетливо поддернутых юбок, но не успел. Разговор слишком быстро свернул на турнир и принял конкретный оборот.

– Такому воителю не с нами на завалинке посиживать надо, а меч точить да к Корентину двигать! – воскликнул какой–то гном, до ушей заросший черной бородой.

Народ одобрительно зашумел, а Махор, поглаживая подбородок, важно заметил, что и сам давно собирался попробовать силы с лучшими фехтовальщиками Овиума.

– Дык время заявок уже почти вышло! – всполошился кто–то.

– У Шушела была «живая» грамота! – подскочила с места избранница баркидца, та самая хохотушка, у которой мы поутру спрашивали дорогу к старосте.