Судя по тому, что мы видим вокруг, на дочери род времени и закончился»
Гонзо – прозревший
Главная дорога Центрального Ствола, именуемая просто Трактом, пустовала редко. Ну, разве что ночью, когда приходило время темных сил и лихих людей.
В обе стороны двигался плотный поток транспорта. Влекомые коричневыми быками, легко катили товарные телеги из Оплота. Рядом, по обочине, шествовали крепкие дварвы охраны. Подвид гномьей породы, они были выше и крепче своих земляков, расчесывали бороды на манер мочалки и носили круглые шлемы с мифриловой насечкой. Их приземистые тела защищали доспехи без рукавов с выступающими крыльями плеч. За спиной у некоторых висели двусторонние боевые топоры, другие были вооружены клевцами. Известное дело – Тракт привлекал немало сомнительных личностей в рваных зипунах, что спали днями в окрестных лесах, а ночью выходили на свой рисковый промысел. Время от времени попадались гноллы–купцы, реже торговые деятели орочьей национальности. Последние запрягали в свои подводы недоброго облика кабанов. Эти мохнатые секачи с желтыми саблями клыков безропотно тянули поклажу, изредка выдувая из–под короткого хвостика темные струи жидкого навоза.
Иногда в пестрой толпе торгового нелюда, пролегала широкая просека свободного пространства. То герои, высшая раса, почти что Боги Овиума, величественно направлялись по своим легендарным делам. Развевались богатые плащи, гордо реяли вымпелы на пиках вооруженного эскорта. С их дороги в разные стороны разлетались телеги и брички, народец прыскал от копыт могучих красавцев–коней. Все знали, что истинные человеки не любят, когда их задерживают, и тяжелы на руку.
Наше закрытое ландо пользовалось теми же привилегиями. Мы с Ноздриным являли впечатляющую пару форейторов, а зазевавшихся бездельников, загородивших проезжую часть, приводил в чувство легкий щелчок кнута. Лошади, прикупленные в Корентине вместе с каретой, оказались посмелее провинциальных волов, что не пожелали идти в упряжи с моей персоной на козлах. Никаких опознавательных символов на дверцах дилижанса мы рисовать не стали. Мало ли…
Баркидец ехал с нами. Принц даже слегка удивился его появлению с объемистым баулом, но я понял все правильно – осторожничает Махор, желает поставить в контракте финальную точку. Он сказал, что будет нам попутчиком до Скалистого Серпантина, а дальше наши пути разойдутся. Дениза не пришла его провожать. Может быть, поссорились? Да ладно, Дениза – это еще не все! Ниама опять запропастилась куда–то. Я попробовал выяснить у принца, что такое приключилось с его пассией, но нарвался на молчание и печальный взгляд. Даже находясь в подавленном настроении, Дилморон постоянно писал послания и получал ответы. А передавал он их непонятным джиннам, которые возникали рядом с нашим ландо и, забрав письмо, мгновенно растворялись в воздухе. Джинны – жители Сияния. Неужели хозяин решил о чем –то договориться с их маликом Мордредом? Или настоящий адресат его переписки просто проявил благоразумную скрытность? Пришлось себе признаться, что Гонзо окончательно утратил все нити игры. Осталось лишь наблюдать и действовать по обстоятельствам.
Махор с Дилмороном проводили время в дилижансе, дуясь в магические карты. Любопытная штука, я видал со стороны пару раз. Правила меняются почти каждую раздачу. Там есть масти, старшинства, да еще все семь стандартных Школ: Воды, Воздуха, Огня, Земли, Разума, Природы и Смерти. И никогда заранее нельзя сказать, какая картинка побьет другую. Баркидец параллельно травил байки, комментировал внешность прохожих, заигрывал со всеми смазливыми девицами, и даже с не смазливыми, словом, лез из кожи, чтобы развеселить будущего короля. Дилморон старательно улыбался, механически кидал картинки на бархатные подушки, хотя мыслями был где–то далеко. Не ведаю, о чем они говорили с демонессой наедине, но видно – ни к чему хорошему не пришли. Когда мы возвратились из забегаловки, хозяин сидел один и был погружен в размышления. В таком же угнетенном состоянии он пребывал и поныне. Видя бесплодность своих попыток скоморошничанья, Махор прикупил у двух чертей–лоточников бутылку араки и накачал ей минотавра допьяна. Мы остановились напоить лошадей, а из кареты неслись звуки заунывной песни про широкую степь, матушку–реку и орла над ее гладью.
– О Джорнее поют, – предположил Ноздрин. – Место где–то рядом с Парадоксом. Там как раз степи кругом.
Под вечер мы сменили лошадей на «реле» близ Некрополиса. Дилморон еще долго смеялся с Махором, что слово «реле», которое в их мире обозначает вовсе нечто иное, произошло из банальной подставы коней. Реле. Замена.
Бесплотный дух, смотритель станции, воспринял наше появление, как должное, и без проволочек выдал новых скакунов. Бледных, с кровяными губами. Ужас, что за зверюги, но бежали они ходко. Только всхрапывали уж больно жутко, даже дух захватывало. Наконец–то нам с Ноздриным удалось наболтаться досыта. Он рассказал все свои мытарства с момента нашего исхода от ковчега.
Они с Горготом четыре дня сидели около Зайца, дожидались кого–нибудь из Желтка. Дождались. Сначала прилетела пара королевских грифонов, покружила над их головами и, не приземляясь, свалила за горизонт древесных крон. Через пару часов к стоянке вышел конный дозор рыцарей. Два героя с отрядом из десятка дружинников. Осмотрели ковчег, долго беседовали с орком внутри. Потом на поляну опустились три Карающих Ангела. Они приволокли что–то вроде плетеного кокона. Не то одноместная кибитка, не то переносная тюрьма. Горгот залез внутрь, и троица вновь поднялась в воздух, унося нашего механика. Больше Ноздрин орка не видел. Интересно, как у него сложилось? Несмотря на формальное предательство, мне было жаль Горгота. Он не злой малый, просто… невезучий. Штабс–капитан с самого начала относился ко мне благожелательно. Да что говорить! Именно благодаря ему я впервые увидел свет через стекла магических очков. Я надеюсь, что у него все сложилось хорошо – Контур сдержал слово, и после направленного перерождения его ждет большая награда и спокойная жизнь где–нибудь в тихом провинциальном местечке Желтой планеты. Небольшое поместье, охота с собаками и приятные вечера в компании весталок с распущенными волосами.
После отбытия Горгота про Ноздрина, казалось, все забыли. Он сидел на пне и жевал салатные листья из припасов, а люди суетились вокруг Зайца. Народу все прибывало. Пригнали стадо одомашненных буйволов, прикатили несколько телег с рабочими. То был мастеровой люд со своим инструментарием. Ковчег дотошно осмотрели, простучали на совесть молотками. Герои провели магическое сканирование. За несколько часов с железного грызуна сняли колеса и путем подкопа попытались завести его на специально сколоченную деревянную платформу. Волы силились сдвинуть Зайца с места, но куда там! Пятьдесят тонн! Ноздрин смотрел на эту возню и в душе ухмылялся. Наконец про него вспомнили. Герой из Желтка, граф Винсентус, пригласил боевого минотавра на обед и под овощную похлебку попытался выведать информацию об устройстве ковчега. Ноздрин с готовностью сообщил, что он – начальник стражи и в механизмах не понимает ни бельмеса. Про то, что механиком был как раз Горгот, наш служака и не подумал доложить. Пусть сами разбираются с орком. Приунывшему Винсентусу была вручена грамота Дилморона. Граф сломал печать принца, быстро пробежал текст и поблагодарил Ноздрина за передачу послания.
Далее был путь до Корентина в сопровождении или под конвоем трех всадников. Ему выделили скакуна, но оказалось, что минотавр ни разу не сидел в седле и делать это не собирается, так что дорога затянулась. За один переход до столицы Сферы они остановились в селении нейтралов и без толку торчали там почти неделю, проедая дорожные деньги желтых кавалеристов. Ноздрин недоумевал, в чем дело, но потом на околицу деревни приземлился целый перелетный клин Карающих Ангелов. То прибыл сам Пий Контур, регент Желтка. И он удостоил Ноздрина личной аудиенции.
– Представляешь, даже не обыскали. Я сидел напротив него на расстоянии руки, а кинжал висел на поясе. У меня была возможность спокойно выпустить ему кишки одним движением. Жаль, что это было бы не по правилам, – делился со мной честный минотавр. – Так хотелось пришить его, что прямо мурашки по холке бегали.